Легкая голова и легкое тело

Наш дух есть существо, природа которого остается неразрушимой и который будет действовать непрерывно и вечно.

Гете

Мне еще раз хочется написать о головной боли, уж слишком часто у людей болит голова. Тем более, что это голова моего редактора сначала русско-английского медицинского словаря-разговорника, а потом и французского, и немецкого, и испанского. Английский уже выдержал пять изданий. Другими словами, очень дорогая для меня голова. Я принесла свою первую рукопись словаря в издательство «Русский язык» ровно четверть века тому назад. И уже тогда мой редактор без пачки пенталгина в день не представляла своего существования. Голова у нее болела с детства. Головными болями страдал и ее отец, к тому времени его уже не было в живых. Я сразу предложила ей избавиться от боли, точно так, как это сделала и сейчас. Тогда она сказала: «Да вы что, вы же хирург, а я прагматик. Во все ваши прошлые жизни я не верю». Проблема ее головной боли даже сына заставила закончить медицинский институт и стать невропатологом.
И вот спустя двадцать пять лет мы снова вернулись к ее головной боли. Она по-прежнему прагматик, но я уже сертифицированный психотерапевт. Без бумажки ты не специалист и веры тебе нет. Ну так уж мы устроены.

• 1637 год. Война Пруссии с Бельгией или с Францией. Воюют княжества. Ливонский орден. (Надо дома посмотреть в энциклопедии, уточнить.) Взрыв в стороне. Я его вижу. (У меня горит голова и даже щеки, дрожь в теле и слезы сами текут). Я Иоганн. Вижу свой дом. Это Бремен на границе с Фландрией. Бельгия. Обычный простой дом, двухэтажный. Мать рыжеволосая, в чепце. Зовут ее Анна. Крутая лестница на второй этаж. Готовят еду. На столе хлеб, мясо. За столом сидят 12-14 человек. Приходит какая-то женщина. Вижу очень большой камин, стол, буфет, подсвечники, тряпка на полу вроде ковра. Картины. На них пастушки и пастухи. Они написаны на религиозные темы. На буфете очень красивые чашки. Приходит еще народ. Мужчина в бархатном камзоле черного цвета с белым воротником. Моя 18-летняя сестра Катрин рыжая, высокая, худая бежит встречать гостей.

• Меня провожают на войну. Территория Пруссии. Вижу, готическими буквами написано: «Броклин». По узким мощеным улочкам идут моя мать и мой отец. (Он и в этой жизни был моим отцом. Отец всегда со мной.)

• Поле боя. Холмистая местность с желтой выцветшей травой. Я лежу. Ноги вместе. Руки разбросаны в стороны. Красочные погоны, темно-зеленый мундир с пуговицами, коричневые высокие ботинки. Рядом длинное ружье. Я смотрю на себя со стороны. Я ранен в голову за левым ухом. Я душа. Я не ухожу от тела. Я плачу. Дрожу. Жалко. Вижу, что я тоже рыжий, но без веснушек. Слышу грохот. Полетела вверх. Хорошо. Легкость. Не знаю, куда я лечу. Выжженная земля. Полетела на юг.

• Женщина на поле. Поле все выжженное. Что-то собираю. Не знаю. А нас целая компания. Меня зовут Инесса. Я - крестьянка. Идем домой. Обычный одноэтажный дом из булыжника. Коровы, собаки, куры. Куры рыжие с красным. Сколько уже было рыжего. (Вот поэтому я крашусь хной.) В корзинке у меня… что там, не понимаю. Плоды - не плоды.

• Я такого ни разу не видела в этой жизни. Шум. Народ. Детей пятеро. Один мальчик и 4 девочки. Возятся, орут. Муж какой-то угрюмый, волосатый, лет пятидесяти. А мне 30-40 лет. Это Северная Нормандия. Вижу газету и готические буквы: 1738 год. Мой муж нелюдим. Чего-то там ковыряется и не реагирует ни на что. Мы живем очень хорошо. Много земли. Дом простой, но просторный. Голова не болит. Хочется вернуться.

• Я лечу. Старинные города. Литва. Собака беленькая, хорошенькая. Дом деревянный. Толстая хозяйка. Ой, а собака-то - это я. Курчавая. Средних размеров. У меня там тоже голова болит. Это начало XIX века; моя хозяйка - это моя тетка Надежда Яковлевна. Я лежу в сарае. (Опять я плачу.) Я ухожу наверх и опять возвращаюсь к дому. Потом мечусь в облаках. Легкость необыкновенная. Так вот почему у меня три собаки. Двух из них я подобрала на улице. Одна из них Берта - это копия меня, той.

• Я среди книг. Много книжек. Я молодой человек. Мне около 30 лет. Похож на Иоганна, но не рыжий. Темная борода. Грязные ногти. Волосы русые с рыжим оттенком. У меня есть отец. Я хожу гордо. У меня широкий шаг. Это Россия. Это середина XIX века. Читаю по-русски. На мне кафтан, башмаки. Сижу на деревянном стуле. Вижу на календаре 1839 год. Я листаю громадный фолиант, какую-то летопись. Древнерусский язык или старославянский. Злюсь. Ничего не могу прочитать. Это маленький городок. Может быть, Смоленск. Русская церковь. Я иду по городу и захожу в какое-то учебное заведение. Меня бьют по спине за то, что не выучил. (Вот почему я всю жизнь с этими рукописями под мышкой ношусь.) Чувствую спину. Голова болит. Щеки горят. Отец моего Йоганна гладит меня по голове. (Он везде мой отец.) Он меня утешает. Все пройдет, неправильно делаешь, не слушаешься. Я не плачу. Я опять вижу Иоганна, но он черный, как тень. Я умираю старым, седым, с головной болью.

• Жажда. Пить хочу. У меня болит голова. Я ужасная змея. Ползу по дереву. Ем плоды. Под левым глазом голова болит. Я очень красивая. Плоды терпкие, черные. Это не наша Земля. Глаза, как человеческие. Снова вижу черного Иоганна. Вижу дырку у него в голове и чувствую головную боль. Ну почему он от меня не уходит?

• Открытое темное пространство. Я там дышу. Смотрю сверху. Я там ношусь. Сумасшедший полет. Чувствую там свою голову. Она горячая. Мне хочется выйти из темноты. Чувствую свободу. Поднимаюсь еще выше. Голова в серо-голубом. Чернота далеко. Мне не хочется больше на Землю.

• Плыву там. Древний старик. Он прозрачно-белый. Это мой отец. Проплыла мимо. Любимая тетка. Она умерла 6 лет назад. Улыбается. (Плачу о тетке.) Я ее давно не видела. Вижу внизу очень красивые леса. Никогда там не была, но это наши земные леса. Рассматриваю их. Там внизу люди, но он не современные. Кто-то едет на санках. Какие-то непонятные санки. Дальше поплыла.

• Прекрасное озеро. Поплыла дальше. Я все рассматриваю. Я вернулась в свой дом. Мама в непонятном одеянии, куча детей, отец сидит рядом. Это XVII век. Все заняты своим делом. Только я одна летаю. Поплакала. Полетела дальше. Они сами по себе, а я сама по себе. Поднялась еще выше.

• Как здесь спокойно и хорошо. Дерево с невиданными раньше мной маленькими плодами. Неземной пейзаж. Я – снова змея. (Вот почему я боюсь змей.) Я сижу на дереве, зеленая в коричневых пятнах. У меня большой рот. Ползаю по дереву. Кора странная, отстает. Я никогда не видела такую кору. У дерева очень маленькие листочки. Я их ем. Они приятные на вкус, горько-сладкие. Дерево коренастое, в высоту не более 1,5 метров, с очень ветвистой кроной. (У меня жуткий прилив к голове.) Ползу дальше. (Я вся горю.) Сижу на дереве. Там какая-то необычная, страшная, черная птица. Она ко мне не пристает. (Вообще-то я черных птиц боюсь.) Отвращения к ней нет. Песок фантастического цвета. Светло-желтый, как бы со слюдой, и переливается. Светло. Солнца не вижу. Мне жарко. Надоело. Полетела дальше.

• Темнота. Я в русском наряде. Красный сарафан. На голове небольшая какая-то штучка, расшитая бисером. (Я могу ее нарисовать.) Пою русские песни (поэтому я русские песни и не люблю.) Я запеваю. Это конец XIX века. Нас около 50 человек. Одни женщины. Пять человек пляшут. Веселятся – кто во что горазд. Вижу свою невестку в хороводе, учительницу русского языка, мою лучшую подругу по работе. Она стоит, не танцует. У всех длинные яркие сарафаны. Моя бабушка танцует. Ой, какая красивая. Вот Наташа П. пошла. Много людей, которых я встречала в этой жизни. Вот Лариса М. – институтская подруга (надо ей позвонить). Вдалеке сидят мужики и смотрят. «Престольный праздник», – кто-то говорит. Это кусок площади. Все со своими скамейками. Ярмарка, что ли? Колеса висят. Я танцую и плачу. Может, от усталости. Нет, я не устала. Слезы сами текут. Все очень рады, смеются. Почувствовала дырку в голове. Горячо около нее. Дальше дырки боль не идет, но дырка горячая. Все убежали, а я осталась со своей дыркой в голове. (Очень болит голова, невыносимо.)

• Кладбище. Очень много захоронений, и я среди них. Мне скучно, неинтересно. Над кладбищем черновато-фиолетовая дымка. Мне неудобно. Улетела. (Вся голова наполнилась металлом, даже затылок ощущаю.)

• Топаю по Красной Пресне и чувствую тяжелую голову. Кинотеатр «Буревестник». Какой-то детский фильм. У десятилетнего мальчика болит голова.

• Консерватория. Концерт Гайдна. На мне черная кофточка. У меня красивая стрижка. Мы все студенты. Голова не болит. Кто-то рядом разговаривает. Меня это раздражает. (Зуд по всему лицу.) Я люблю музыку, потому что, когда я ее слушаю, я летаю. Я вместе с музыкой. Играет Крылов. Очень известный пианист. Оркестр. Мой институтский приятель Борис Н. – он собачка. Ой, поменялось время. Он сейчас в президентской администрации. Господи... Чушь-то какая.

• Я в своем животе. У меня живот горит. Гонят толпу. Все плачут. Я женщина в преклонном возрасте. Кнуты. Ржут кони. Плачут дети. Загнали в лес. Убивать? Чувствую, что нас убьют, но не страшно. Голова болит. Никто не разговаривает. Плачут дети, старики и женщины. Клетка в лесу. Воины ушли. Остались только молодые люди в кожаных одеждах, сшитых балахонами. На каком-то странном языке они говорят.

• Европа. Леса и горы. Я – старушка. Голова не болит. Все уходят в землю. Я пью красное вино. Одета в длинную юбку. Я крестьянка. Зовут меня Магда. Карпаты с той стороны. Вышитый передник, натруженные руки. Хороший деревянный дом. Вдали горы, покрытые снегом. Смотрю в окно. Прекрасное зеленое поле, изумрудная трава.

• Головой запуталась в водорослях. Больно. Я в море, выбралась, и голова не болит. Я рыба. Зеленая рыба с выпученными глазами. Я сама себе не нравлюсь.

• XVIIIвек. Я женщина. Зеленое платье с белым кружевным воротничком. За мной гонятся пять человек в черных одеждах. Это где-то на юге. Вижу южную растительность. Кипарисы. Реликтовые сосны. Город Турин. Рядом с границей Швейцарии. Вон там – пастбища. Пасется много баранов. Очень много маргариток.

• В одном из стражников узнаю своего однокурсника Борю Н., я его уже в каком-то времени видела собакой. Я прибежала в дом к своему любовнику. Его зовут Чезаре. Я бросила своего толстого нелюбимого мужа и убежала. Мой муж противный, толстый, он бьет меня. (Бог ты мой, да тот муж – это же мой отец. Все просто непостижимо.) Я вижу лестницу, ведущую наверх. Я теряю сознание. Меня несут на второй этаж и укладывают в кровать. Дают нюхать нашатырь. Фу... Я боюсь: с Чезаре что-то случится из-за меня. (С правой стороны вижу, как будто у меня нет левой части. Нет левого глаза. Страшно. У меня есть левый глаз? Посмотрите, где зеркало?) Все прошло. Чезаре – это мой сын в настоящей жизни. Вот почему я всегда за него боюсь. Это событие произошло 26 августа 1768 года.

«Голова моя прошла. Такой легкой голова у меня никогда не была, насколько я себя помню. Первый раз она у меня заболела в возрасте 12 лет, когда я встала утром с кровати и заплакала. Мне было больно и страшно. И полвека я жила с этой болью. Я всегда пыталась понять, откуда эта боль начинается, и никогда не могла это уловить. Теперь я знаю, но уже не чувствую, что она появлялась слева за ухом. Туда, куда был ранен Иоганн. Я сейчас также чувствую и свое тело легким и свободным. Я не предполагала, что оно может быть таким. Утром я просыпаюсь с чувством радости и мне нетрудно вставать с кровати, как раньше. Я полна сил. У меня еще много проблем, да уж не так и много. Как же все интересно».
Вас, наверно, удивляет последовательность изложения материала. Но так выдавал биокомпьютер моего редактора. Какие-то наиболее значительные события, которые вобрали в себя очень сильные эмоции, прокручиваются дважды или даже трижды. События со змеей, образ Иоганна.
События, имеющие очень большой эмоциональный заряд, выдаются биокомпьютером раньше, хотя, скажем, по времени, которое для нас, живущих на Земле, это часы со стрелкой, они должны бы быть позже. Это опять закон варки пельменей. Можно ли более подробно и более точно воспроизвести все события. Можно даже не заглядывать для этого в какие-либо источники. Героиня, по-моему, так и не заглянула. Голова прошла. Интерес пропал. Поэтому еще раз повторяю: точность нужна для науки, а я практик. Мне нужно решить проблему быстро, а кому нужна наука – пусть ею и занимаются. Я от науки уже отошла. Ее в моей жизни было больше, чем достаточно. «Сера теория, мой друг, но древо жизни вечно зеленеет».
Биокомпьютер всегда выдает то, что необходимо и достаточно, чтобы решить проблему, которую просит решить его пользователь. Если на сеансе не хватило времени, но основной эмоциональный заряд ушел, о чем свидетельствует физическое и душевное состояние человека, все остальное биокомпьютер автоматически доделает сам. Пользователь только должен быть об этом предупрежден и не должен ничего бояться. Консультант должен быть профессионалом.


Не серчай на прошлые жизни. Выведи их за ушко да и на солнышко.

Полународная поговорка

 

Я к вам скоро приду

Души не уничтожаются, а переходят после смерти из одного тела в другое. Благодаря этой убежденности снимается страх смерти.

ЮлийЦезарь (100-44 дон.э.)

 

Хочу на остров Бали. На острове Бали, что в Индонезии, жители одного из племен, когда человек умирает, смеются и танцуют, но не скорбят. Поистине они настоящие дети природы. Цивилизация не растоптала их энергоинформационную сущность. Их биокомпьютер не заражен вирусом страха смерти.
У Зинаиды Федоровны тяжело болела мама. Несколько раз ее удавалось возвращать буквально с того света, она пережила две клинические смерти. И каждый раз, возвращаясь к жизни, она все больше говорила о ее ценности и просила не ругаться между собой, жить дружно, не тратить время на суету. Мама не была верующей и очень боялась смерти. Зинаида Федоровна, чтобы ее подбодрить, рассказала ей о том, какие новые знания пришли к людям о бессмертии души, и посоветовала ей молиться. «Но я неверующая, я не знаю ни одной молитвы, я не умею молиться», – возразила мама. «Ты можешь просто просить прощения у себя и у других, и тебе станет легче», – ответила дочь. Зинаида Федоровна вместе с сестрой по очереди дежурили у постели матери. Однажды Зинаида Федоровна готовила еду на кухне, вдруг ее пронзила мысль: мама умрет, когда зацветет вишня. Она сказала об этом сестре. Та отмахнулась: «Вечно ты придумываешь». Наша героиня потом и сама об этом забыла. А в тот день она спешила к маме и вдруг увидела, что зацвела вишня. Сердце забилось от неясной тревоги. Когда двери открыла сестра, она все поняла. Мамы больше нет. Прошло около восьми месяцев. Она снова стояла на кухне у плиты и вспоминала маму и зацветшую вишню. И возникла мысль: «Зина, я к вам скоро приду». От этого ей стало не по себе. Она долго не могла отделаться от чувства тревоги и вслух просила усопшую маму простить за все. Это было днем. А вечером позвонила сестра и сказала, что у нее родилась внучка. Зинаида Федоровна знала, что племянница должна родить, но до родов еще было три недели. Ей стало легко и радостно. Девочку назвали Аленкой. Она росла на редкость спокойной, улыбчивой. У нее были прабабушкины пухлые щечки и курносый носик. Она почти никогда не плакала. Когда малышке было около двух месяцев, исполнился ровно год со дня смерти мамы Зинаиды Федоровны. Все родственники поехали в деревню, на сельское кладбище. Родители девочки остались с нею в Москве.
С утра пошли на могилу. Все были спокойны, тихо вспоминали разные события, связанные с усопшей, и вдруг сестра разрыдалась. Ее не могли успокоить и в машине, по дороге с кладбища, и на поминках: она продолжала всхлипывать. В конце концов, она успокоилась. Решили позвонить в Москву, узнать, как дела. И невестка поведала, что с 11 утра и до 5 часов вечера Аленка, не переставая, орала. Именно так: не плакала, не кричала, а орала. Ее нельзя было успокоить. С ней творилось что-то невообразимое. Пришлось вызвать врача, и врач тоже был в растерянности и предложил госпитализацию. Они отказались. В пять часов Аленка, как по мановению палочки, успокоилась, заулыбалась, с удовольствием пососала грудь и уснула. Зинаида Федоровна вдруг поняла, что время, в течение которого с Аленкой творилось что-то непонятное, совпадает с началом и окончанием поминок. Душа была жива, а ее оплакивали. Зинаида Федоровна часто приезжала в гости к сестре. Ее туда тянуло, хотя дома дел было более чем достаточно. Как-то она пошла с пятимесячной Аленкой гулять. Показала ей деревце, которое когда-то посадила ее мать. Спросила девочку: «Ты помнишь, как ты его сажала?» Аленка посмотрела на нее взрослым взглядом и засмеялась, она так же по-взрослому смотрит на пуховый платок прабабушки и, когда ее спрашивают, помнит ли она его, начинает хохотать.
Я предвижу ваше «не верю». Как можно доказать, что душа матери Зинаиды Федоровны выбрала тело правнучки? Когда Аленке исполнится шестъ лет, мы ее об этом можем спросить, и она разрешит ваши сомнения. Осталось недолго. Ей сейчас уже год. Как душа выбирает себе тело? Об этом достаточно написано.
В данном случае, две дочери, по профессии врачи, много раз возвращали свою мать в бытие. И душа приняла решение остаться в этой семье. Впрочем, наберемся терпения и получим правильный ответ. Когда-нибудь я напишу об этом.
У христиан принято скорбеть по усопшим, потому что нет веры в бесконечное существование души, нет знаний о ее перевоплощении. В биокомпьютере записаны все потери близких, любимых животных и скорби по ним в прошлых жизнях. Потери в этой жизни накладываются на эти записи. Это звучит кощунственно, но человек плачет не об усопшем, а о себе. Он жалеет себя, потому что ушла энергетическая подпитка души от души любимого человека, разрушились энергоинформационные связи здесь на Земле.
Можно избежать ранней гибели, если заранее убрать, вывести на уровень осознания энергоинформационные связи прошлых и будущих жизней. И тогда человек осознано решит проблему жизни и смерти. Много увидит, услышит и поймет. Человек, не освободившийся от причинно-следственных связей с прошлыми жизнями, есть тот отец или мать, которые вернутся в четвертом, как в этом случае, или в седьмом поколении, чтобы продолжить или завершить когда-то начатое осознание прошлых жизней, становясь своим собственным внуком, или правнуком, или праправнуком. Иногда даже их внешнее сходство разительно. У каждого свои пути, и он сам их выбирает. Творец нам дал биокомпьютер в наше собственное распоряжение и дал свободу выбора. Только незнание своей собственной природы приводит нас к страданиям. Это факт, что души людей, немцев и русских, погибших во время Великой Отечественной войны, уже обрели свои тела, им сейчас за пятьдесят. Эти люди, ничего не подозревавшие о своем прошлом, ходят в День Победы к памятнику Неизвестному Солдату, чтобы возложить цветы. Тонкий мир не подвластен земной суете.

 

Прошлые жизни — это изнанка настоящей. Не носи наизнанку.

Не модельер